Есть странный сдвиг в христианской психологии: превращение страдания в средство.
Иной раз человеку кажется, что вход в рай нужно оплатить страданием. Что, если ты не страдаешь, — что-то не так, ты нарушаешь правила, и это всё равно выйдет боком. И человек, гонимый неясной тревогой, начинает страдания искать, а иногда — страдание становится маской, имиджем, стилем. И порой уже не ясно, чему это больше служит: убедить других, что у меня всё в порядке, или же успокоить себя в том, что всё по правилам. Что я выплачиваю свою райскую ипотеку не хуже других.
Так и представляется картина: две дороги, широкая и узкая. У развилки стоят указатели: «Узкий путь» и «Широкий путь». И по узкому пути движется нескончаемое море людей, толпы за толпами остервенело старающихся пробиться по этому узкому пути, иногда по головам других. А по широкому пути идёт одинокий человек, который и указатель-то, возможно, не заметил, просто идёт к чему-то там, что ему кажется хорошим и нужным.
Вот мне кажется, что слова об узком пути — это заповедь не верить раз и навсегда поставленным указателям, гарантирующим достижение цели при выполнении ряда определённых условий. Узкий путь потому и узкий, что по нему можешь пройти только ты, не ослабляя внимания ни на миг, с единственным критерием: есть ли любовь в твоём поступке, в твоей мысли, в твоём чувстве. Указатели порой расставляет отнюдь не Бог: и расставляет с единственной целью — чтобы мы могли расслабиться, забыть о внимании к любви и положиться на технологию («спасаться на капустке»).
Что же касается страдания, Бог не ставил его условием, не требует как плату. Он предупредил: оно будет. И его нужно нести. Но не потому, что страдание — это такой тренажёр в зале духовного фитнеса или цена билета. А потому что страдание — непременное при всей своей побочности следствие соседства человеческих свобод. Суть страдания в неразделённой любви. Когда кто-то не разделяет твоей любви к тебе, или к другой личности, к Богу, к добру, к красоте, к истине, к миру, к чему угодно — ты страдаешь. Порой от того, что сам не разделяешь свой любви. И Бог не сможет это «убрать», без того чтобы убрать других или убрать их свободу.
Он призвал нас к страданию как к принятию тех же условий, на которых строятся Его отношения с миром. Если вы любите Меня, решаетесь быть Моими друзьями — полюбите свою и чужую свободу, полюбите других — но знайте, что это принесёт вам страдания, вы будете распяты на неразделённой любви.
Нельзя превращать страдания в источник изощрённого духовного мазохизма, направленного будь то на себя, будь-то на других («это хорошо, что ты страдаешь»), — или в некий небесный банковский счёт, который пополняешь с коммерческой одержимостью, предвкушая, какие дивиденды это принесёт и сколько за всё это можно будет купить.
«Непрестанно радуйтесь» и «блаженны плачущие» — это не противоречит одно другому, потому что это о разном. Человек сотворён и рождается для счастья, но в это счастье входит любовь и свобода, и тем самым вечная возможность страдания, которую не изжить, не обкорнав, не изуродовав личность, добро и красоту. Страдания — не отчуждённое средство. Богу не за что платить, тем не менее Он страдал: с первого горького зова к Адаму «Где ты?» или к Каину — «Где Авель, брат твой?» — до «Иерусалим, Иерусалим... вы не захотели...», «Где вы положили его?», «Друг, для чего ты пришёл?» Только это страдание Он и просит нас быть готовыми с Ним разделить.