1. Прежде всего надо помнить, что бывает неверие от Бога.
Как некогда Он ожесточил сердце фараона. Как некогда не дал Он благодатного просветления распинателям Христа, которые оттого и не ведали, что творят. Если вера – следствие благодати, то, значит неверие – следствие того, что Господь не протянул Свое действие именно к этому сердцу.
Кроме того, если вера христианская – благодатная, значит, в ней есть нечто, что не может быть произведено в человеческом мире и человеческими усилиями. «Закон ничего не довел до совершенства» (Евр 7,19) и никого. В мир благодати не может ввести ни честное исполнение законов научного мышления, ни совестная жизнь, ни жизненная воздержность и аскетизм. Благодать не там, где честные и хорошие люди. Благодать там, где благодать. Она может войти в сердце, приуготовленное очищением и мудростью, а может посетить «изверга». Но «может» не значит «должна».
читать дальшеПоэтому невер не виноват перед нами. Он может быть даже невиновен в своем неверии перед Богом. У Бога может быть Свой замысел об этом невере. И благодать ждет этого человека не другом, не-сегодняшнем повороте его жизненного пути. И поэтому миссионер, потерпевший неудачу в беседе с таким невером, свое недоумение должен обращать к Небу, а не выливать его с раздражением на того, кто не подпал под обаяние его проповеди.
Именно так я утешаю себя, когда вижу светлого, умного и честного человека, который просто не осознает, не чувствует своей нужды в нашем Боге.
2. Есть неверие от позитивного переживания своей, не-христианской веры (в том числе и веры светского гуманизма). Человек чувствует себя органично в своем мире. И этот мир может и в самом деле быть хорош и для него, и для тех, кто живет рядом с ним.
3. Есть неверие на грани нравственной вменяемости. Человек знает, что его мировоззрение больно, что его уклад жизни несовершенен. Он знает, что христианская перестройка потребует от него рывка, сверхусилия. Он не верит не в христианство, а в себя. Он боится, что рывок разрушит его пусть и болезненный, но все же устоявшийся и обжитой «гомеостаз».
А бывают греховные неверия.
4. Бывает неверие от гордыни: «я не допущу, чтоб надо мной кто-то был!».
5. Бывает неверие от греховного отупения. Человек настолько отождествил себя плотскими мелким «радостями», что и сам себя с гордостью именует - «самэц!». Тут кстати слова Иосифа Бродского:
Есть мистика. Есть вера. Есть Господь.
Есть разница меж них. И есть единство.
Одним вредит, других спасает плоть.
Неверье – слепота. Но чаще – свинство.
Есть разница меж них. И есть единство.
Одним вредит, других спасает плоть.
Неверье – слепота. Но чаще – свинство.
6. Есть неверие от нежелания покаяния. Человек ощущает неправду своей жизни, но еще слишком ее любит. И боится сделать себя подверженным серьезной перемене. Поэтому предпочитает даже не замечать выбор.
7. Есть неверы, вполне сознательно разрезавшие свою жизнь. Теоретически они знают, что Бог есть. Но сознательно не разрешают себе додумать это до конца, потому что хотят прожить жизнь по атеистически, без допуска понятия «грех» в свой лексикон и не подставляя себя под суд евангельских заповедей. Их кредо звучит так: вот доживу до пенсии, тогда и вспомню о Боге, а пока буду жить как живется!».
Перед всеми такими невериями миссионер бессилен. Такой человек действительно «будет тебе (миссионеру) яко мытарь». Не «яко неуспевающий студент», которому просто вот что-то еще надо дообъяснить, а именно мытарь – человек, сознательно вставший на путь коррупции... В этом случае миссионеру остается лишь молитва и надежда на то, что Бог Сам найдет способ разрушения этих страстных скафандров.
8. Есть неверие от горя. Что делать с плачущими? – Плакать вместе с ними», - советовал в таких случаях о. Александр Ельчанинов.
9. Есть неверие, которое тяготится собою. «Бога, к сожалению, нет». Это самоощущение Пушкина в годы кишиневской ссылки. «Ум жаждет Божества, а сердце не находит». Мир такого невера добротен с его точки зрения, но недостаточен. Ему хотелось бы обрести веру, но он не видит путей к ней.
Бога нет...
Ну что ж, и слава Богу...
Без Него достаточно хлопот.
Сея в сердце смутную тревогу,
над землей
пасхальный звон плывет.
Бога нет...
Но так, на всякий случай,
позабыв про деньги и харчи,
затаи дыхание и слушай,
как пасхальный звон плывет в ночи.
Все сильней, все праведней, все выше
золотой
звучащею стеной
движутся колокола,
колыша
черный воздух
над моей страной.
Бога нет...
Ну что ж, я понимаю...
И, влюбленный в белый, бедный свет,
я глаза спокойно поднимаю
к небесам,
которых тоже нет.
Ну что ж, и слава Богу...
Без Него достаточно хлопот.
Сея в сердце смутную тревогу,
над землей
пасхальный звон плывет.
Бога нет...
Но так, на всякий случай,
позабыв про деньги и харчи,
затаи дыхание и слушай,
как пасхальный звон плывет в ночи.
Все сильней, все праведней, все выше
золотой
звучащею стеной
движутся колокола,
колыша
черный воздух
над моей страной.
Бога нет...
Ну что ж, я понимаю...
И, влюбленный в белый, бедный свет,
я глаза спокойно поднимаю
к небесам,
которых тоже нет.
10. Есть неверие, которое знает, что Бога нет. Это опыт отсутствия Бога. Отсутствие опыта не надо путать с опытом отсутствия. Тут именно опыт, ощущение пустоты. Тошноты. Заброшенности. Это мир Сартра и Камю. Мир такого невера катастрофичен, но он не видит путей спасения из облепившей его пустоты. «Я молил, я выпрашивал знака небес. Слал небесам мольбы - ответа нет. Небеса не знают даже моего имени. Я вопрошал себя ежечасно, что я в глазах Господа? Теперь я знаю: ничто. Бог меня не видит, Бог меня не слышит, Бог меня не знает. Ты видишь пустоту над головой: то Бог. Ты видишь щель в двери: то Бог. Ты видишь дыру в земле: то Бог. Бог есть молчание, бог есть отсутствие. Бог есть одиночество людское. Нет никого, кроме меня, я сам решал, какое зло чинить. Я сам избрал добро. Я жульничал: я творил чудеса. Сегодня я сам обвиняю себя. Один лишь я мог отпустить свои грехи. Я - человек. Если есть Бог, то человек ничто; если существует человек... Куда ты бежишь?.. Вот и началось царствие человека на земле. Хорошее начало. Пошли, Насти! Я буду палачом и мясником… Я не отступлю. Заставлю их трепетать от страха передо мной, раз нет иного способа их любить. Буду повелевать, раз нет иного способа их любить. Буду одинок под этими пустыми небесами - раз нет иного способа быть вместе со всеми. Идет война - я буду воевать» (Сартр. Дьявол и Господь Бог).
В этих случаях миссионер может предложить не аргументы, а молитвы. Причем не только свои. Тут уместно призвать к молитве и самого невера. Попробуй совершить то, что кажется невозможным. И в этой практике преодолеешь немощи своей теории.
11. Есть неверие от лени, от бескультурья, от неумения логически мыслить. Например, Им Бог нужен, а Церковь – нет. Вот тут мы и должны пояснить, что связь Бога и Церкви органична.
12. Есть неверие от незнания. Человек искренне и совестно и умно поверил неправде о Церкви или глянувшейся ему правде другой веры. В его кругозор просто не попали добрые изложения веры православной. Он не знал, что то, что он осудил в жизни Церкви, и сама Церковь осуждает, а отнюдь не предписывает и даже не терпит (а в иных случаях это может оказаться и просто прямой, фактической неправдой). Он не знал, что то, что любо ему в иной вере, есть и в православии, причем в большей полноте.
13. И есть неверие из-за нас.
В Евангелии есть удивительная история о слепорожденном, который услышал, что в Палестине появился целитель по имени Иисус. У него не было шансов встретиться с Ним, потому что он был слеп и прикован к одному месту. Но однажды, сидя у дороги и собирая милостыню, он понял, что мимо него проходит тот самый Иисус. И закричал: «Иисусе! Помилуй меня!». А вот те, кто шел вместе со Христом, т.е первые христиане зашикали: не отвлекай, не мешай… Именно это слишком часто происходит в нашей церковной жизни: когда люди, которые раньше стали христианами, обвыкли в своей вере, поскучнели и стали не помощью, а скорее препятствием для христианизации других людей.
Что может делать Церковь? Прежде всего – не мешать, не травмировать нашим собственным поведением тех, кто еще в поиске.
Люди пробуют приблизиться к нам, присматриваются к нам. И вдруг понимают, что чего-то главного в нас нет. «Ведь и теперь не другое что соблазняет язычников, а именно то, что нет любви... Мы, истинно мы виноваты в том, что язычники остаются в заблуждении… Они видят, что мы хуже зверей терзаем ближнего своего, и потому называют нас язвою вселенной» (Златоуст. Беседы на Иоанна 72,4).
«Не были бы нужны слова, если бы жизнь наша сияла; не были бы нужны учителя, если бы мы творили дела благая. Никто не остался бы язычником, если бы мы были христианами, как следует. Если бы мы соблюдали заповеди Христовы, если бы мы благодушно переносили обиды и насилия, то никто не был бы столь диким, чтобы не обратиться к истин¬ной вере. Один был Павел, и столько людей привлек к себе. Если бы мы все были такими, то сколько вселенных мы обратили бы? Теперь христиане многочисленнее язычников. Между тем когда другим искусствам один может научить сто отроков, здесь, несмотря на то, что есть много учителей и что их гораздо больше, нежели учеников, никто не присоединяется. Если видят, что и мы того же желаем, (чего и они), то есть, почестей и власти, то как они могут почувствовать уважение к христианству? Они видят что мы столько же при¬страстны к деньгам, как и они, и даже еще больше, перед смертью так же, как и они, трепещем, боимся бедности наравне с ними, в болезнях, как и они, ропщем, одинаково любим власть и силу. Итак, ради чего они станут веровать? Ради знамений? Но их уже больше нет. Ради жизни праведной? Но она уже погибла. Ради любви? Но ее и следа нигде не видно» (Златоуст. Беседы на 1 Тим. 10,3).
Согласны ли вы с такой классификацией? Или это очередная ересь?