"Смерть греховной жизни." (c) Poslushnik the Orthodox Paladin
читать дальшеВопрос о том, что такое культура, при всей своей кажущейся очевидности до сих пор является спорным и не до конца решенным. Даже в определении понятия «культура» наблюдаются разногласия: по разным оценкам, существует от пятисот до тысячи определений культуры. Это понятие применяют ко всему, с помощью чего человек совершенствует и развивает различные способности души и тела, старается своими знаниями и трудом познать вселенную, делает социальную и семейную жизнь, равно как и гражданскую во всей ее совокупности, более гуманной, благодаря улучшению нравов и учреждений; наконец, выражает, сообщает и сохраняет на протяжении времени величие духовного опыта и внутренних устремлений человека, чтобы они послужили на пользу всему человеческому роду.
Без понятия святости [6] невозможно понять православную культуру, потому что святость является неким нормативом, стандартом, к которому стремится каждый христианин, и достижение которого означает успех его духовной жизни. Без понятия святости невозможно понять, чем вообще в христианстве занимаются, и какое качество христиане стремятся приобрести.
В понятии святость выделяются три аспекта: отделённость от мира, внешняя святость (исполнение закона), внутренняя святость. При этом под отделённостью от мира понимается ненависть к миру, то есть отсутствие страстных влечений к миру и тому, что в мире: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (1Ин.2:15).
Таким образом, через Его святость-выделенность показывается Его исключительность, дабы люди признали Его единым истинным Богом. Все, предназначенное Богу, отделено, избрано Богом, освящено. Однако Святость этих вещей не той же природы, как у Бога – бесконечное расстояние отделяет святость их от святости Божией (Иов.15:15). В конечном же итоге только один Бог дает чистоту - посредством жертвенной крови (Лев.17:11) и очищая его сердце (Пс.50). «Сердце» и «дух человека» – тождественные понятия в богословском словоупотреблении (под сердцем здесь понимается не сердечная мышца в грудной клетке, ответственная за кровообращение, а дух - это аллегория).
В православном христианстве наиболее близким к понятию культура являются понятия святости, благоискусности и добродетели. Культура мыслится как некоторый осуществляемый образ действий, ведущий к благу, и связан с категорией «благо» и с категорией «человек». Понятие святости условно разложимо на ряд добродетелей, идеи которых и формируют православную духовную культуру.
В православном христианстве наиболее близким к понятию культура являются понятия святости, благоискусности и добродетели. Культура мыслится как некоторый осуществляемый образ действий, ведущий к благу, и связан с категорией «благо» и с категорией «человек».
Под благом в православном христианстве [1] понимается следующее:
1) Собственно существование вещей (в т.ч. людей) и их природа;
2) индивидуальные дарования, таланты людей, присущие им по природе, независимо от веры;
3) вера в Бога и дары благодати Божией, приобретаемые по вере внутрь человеческого естества и делающие его более совершенным.
4) Собственно Бог как Высшее Благо и Податель благ.
Блага имеют свойство переходить из одного в другое. Благо не мыслится без Бога, Который понимается как Высшее Благо, никакого зла в Нём нет. Оппозиция благу – зло, в православном христианстве мыслится не существующим, не имеющим собственной самостоятельной природы, подобно другим вещам (противоположная точка зрения – манихейская ересь). Зло понимается как недостаток добра; при этом взгляд на мир, видящий во всём только недостаток добра - является омрачённым, уже содержит в себе зло. Честный христианин, в порядке стремления к Высшему Благу, всегда старается делать доброе, и делать это хорошо.
«Молитва – матерь и царица всех добродетелей… Любовь к Богу и любовь к ближнему входят в нашу душу не иначе, как путем молитвы!» - пишет архимандрит Клеопа (Илие). Молитва есть специфический духовный труд, совершаемый в духе человека. Его специфичность определяется единственной его целью – Богом. Чтобы это понять, необходимо уяснить понятие духа человека.
Подобно тому, как глядя на второй закон Ньютона мы определяем силу как причину ускорения движения физического тела, обладающего массой, дух индивида можно определить как причину актуальных фактических принципов поведения индивида, которым он следует. Если же основываться на Писании, то это определение духа выводится строго дедуктивно из следующих посылок: а) Бог (Дух) дал Моисею десять заповедей; б) каждая заповедь является принципом поведения индивида; в) следовательно, дух есть причина принципов поведения индивида. Принцип же поведения индивида есть закон, который его воля предписала самой себе. Каждый человек – индивид. Обнаруживаются принципы поведения человека аналитически, по действиям его тела и через тело; какие принципы, таков и дух человека. Если тело находится в идеальном состоянии, то дух человека проявляется беспрепятственно, и его принципы обнаруживаются легче всего. Таким идеальным духовным телом никто из живущих под солнцем не обладает, поэтому, при рассмотрении принципов поведения индивида, его мотивов по действиям его тела, необходимо учитывать телесные немощи, ему присущие и к его духу не относящиеся.
Таким образом, молитва есть духовный труд, состоящий в регуляции мотивов поведения, действования человека, по образцу всеблагого и Святого Бога и с Его помощью. Отсюда и следует, что: «Молитва – матерь и царица всех добродетелей… Любовь к Богу и любовь к ближнему входят в нашу душу не иначе, как путем молитвы!». Молитва относится к аспекту внутренней святости. В духовной жизни христианин наблюдает это непосредственно, даже без посредства органов чувств, наблюдая своё переживание, поэтому в подобного рода определениях необходимости не испытывает – он просто знает.
«Все добродетели помогают человеку стяжать любовь Божию, но ни одна не сильна сделать это так, как молитва» - пишет Максим Исповедник. Молитва потому и называется матерью добродетелей, что она достигает самой великой добродетели – любви. А любовь есть то, чтобы исполнять волю Божию, которую знаем из Писания.
Все добродетели приближают человека к Богу, а молитва их объединяет. Суть в том, что Святость, будучи субстанциальным свойством Бога, условно разложима на ряд единичных добродетелей, которые, можно сказать, модусы Его единой воли. В молитве же человек подчиняет свою волю – воле Бога как единому целому.
В молитве человек отбрасывает все свои личные желания, свой личный произвол, и вместе с ними даже и свою душу – источник желаний, ради исполнения воли Бога. И это идёт ему на пользу постольку, поскольку Бог есть Высшее Благо, как сказано: "кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее" (Мф.16:25). Если же человек в молитве просит ради своих собственных желаний, а не ради того, чтобы исполнить волю Бога, то по молитве не получает, как сказано: «Просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений» (Иакова 4:3), - потому что воля Бога едина, совершенна и неизменна, человеческой воле не подчиняется и от неё не зависит никак. Бог объективен и не зависит от наших желаний.
Молитва есть духовный труд, состоящий в регуляции мотивов поведения, действования человека, по образцу всеблагого и Святого Бога и с Его помощью. Когда мы слышим о молитве, не будем думать, что всякая молитва есть молитва. Если христианин языком произносит молитву или устами, а его ум при этом размышляет о чём-либо постороннем, то он обманывает себя, когда молится. Просто наличествует Его неизменная самодовлеющая воля, и задача молитвы – поставить изменчивую человеческую волю в соответствие воле божественной, слить их воедино, а для этого требуется не только язык и уста, но и участие ума и сердца.
И молитва, совершаемая устами, тоже хороша в какой-то мере, ибо также имеет основание в Священном Писании. Когда слышим, скажем, апостола Павла, что он говорит так: «Приносите Богу плод уст ваших» (Евр.13:15), то он указывает на устную молитву, произносимую вслух. Такая молитва имеет ценность ровно постольку, поскольку уже является волевым актом, если сохраняется надлежащий мотив, а именно – стремление обрести Бога в сердце, исполнять волю Его. Кто ошибается в мотивах, тот ошибается и во всём остальном. Но молитва уст, по учению божественного отца Григория Нисского, есть самая дальняя граница молитвы, или, лучше сказать, она – самая нижняя планка (ступенька) лестницы молитвы.
Между тем, лестница молитвы в своем восхождении не имеет конца. Молитва в возрастании своем не имеет краев, потому что она соединяется с Богом. И как Бог, будучи безграничен в святости по высоте Своих свойств, не имеет конца в благости и святости, так и молитва возносится в своем духовном возрастании и пределов не имеет.
И бескрайня не только молитва, но и все добродетели, рождающиеся от Бога, бескрайни; именно потому, что рождаются от Бога бескрайнего. Вера, или надежда, или любовь, или милость – все они бескрайни, потому что рождаются от единого Бога, не имеющего пределов в благости.
Когда молитва совершается языком и устами, молящийся стоит на самой нижней ступени молитвы. Христианин стремится перейти в молитве от языка и уст к уму, потому что у души нашей есть две владычествующие части, как показывает это святой Иоанн Дамаскин в «Догматике», – ум и сердце. Когда молитва совершается устами, молящийся стоит в начале молитвы. А если молящийся произносит устами молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!», или «Отче наш», «Богородице Дево» или любую другую молитву и к тому же понимает ее умом, тогда она уже не называется устной молитвой, а переходит на другую ступень, а именно – на ступень молитвы ума. Для перехода на эту ступень существуют толкования молитв.
Молитва третьей ступени – это такая молитва, которая не только совершается языком и устами, понимается умом, но и действительное (не ложное) экзистенциальное переживание произносимого в молитве. В ней уже полноценно участвуют все три кита, на которых стоит молитва: язык, ум и сердце.
Четвёрная ступень молитвы – так называемая «самодвижущаяся» молитва. Сердце человека, совершающего такую молитву, молится постоянно. Её суть в том, что воля человека, будучи изменчивой, неустанно стремится к исполнению неизменной воли Бога, сочетается, непрерывно приходит в соответствие ей – только в этом и состоит изменчивость воли такого человека. Это означает, что молитва укрепилась в сердце, стала его константой, и с какого-то времени уже нет необходимости в том, чтобы язык произносил слова. Вся жизнь человека становится молитвой.
Вообще, чем выше ступень молитвы, тем труднее она достигается – необходимый для этого труд возрастает экспоненциально. Молитвы четвёртой ступени едва ли достигает один человек за всё поколение. Ступеней молитвы, как уже говорилось, бесконечное множество; рассматривать её ступени выше четвёртой – не имеет практического смысла.
Молитвы по своему тексту различаются на канонические и неканонические. В канонических молитвах слова подобраны наилучшим образом, так, чтобы в них не было никакого недостатка прославления Бога, поэтому лучше пользоваться ими. Но это не значит, что нельзя молиться своими словами.
Предать себя целиком в руки Бога, полностью отдать себя Его воле, как сказано: «В руце Твои, Господи Иисусе Христе, Боже мой, предаю дух мой: Ты же мя благослови, Ты мя помилуй и живот вечный даруй ми. Аминь» - это рабство Богу. Это рабство не таково, как рабство человекам. Аристотель, главный идеолог античного рабовладельческого общества, следующим образом описывает идеальные отношения раба и господина, говоря о людях:
«...Так, необходимость побуждает прежде всего сочетаться попарно тех, кто не может существовать друг без друга, — женщину и мужчину в целях продолжении потомства; и сочетание это обусловливается не сознательным решением, но зависит от естественного стремлении, свойственного и остальным живым существам и растениям, — оставить поело себя другое подобное себе существо.
[Точно так же в целях взаимного самосохранения необходимо объединяться попарно существу], в силу своей природы властвующему, и существу, в силу своей природы подвластному. Первое благодаря своим умственным свойствам способно к предвидению, и потому оно уже по природе своей существо властвующее и господствующее; второе, так как оно способно лишь своими физическими силами исполнять полученные указания, является существом подвластным и рабствующим. Поэтому и господину и рабу полезно одно и то же.
...С одной стороны, одни не являются по природе рабами, а другие — свободными, а с другой стороны, у некоторых это различие существует и для них полезно и справедливо одному быть в рабстве, другому — господствовать, и следует, чтобы один подчинялся, а другой властвовал и осуществлял вложенную в него природой власть, так чтобы быть господином. Но дурное применение власти не приносит пользы ни тому ни другому: ведь что полезно для части, то полезно и для целого, что полезно для тела, то полезно и для души, раб же является некоей частью господина, как бы одушевленной, хотя и отделенной, частью его тела.
Поэтому полезно рабу и господину взаимное дружеское отношение, раз их взаимоотношения покоятся на естественных началах; а у тех, у кого это не так, но отношения основываются на законе и насилии, происходит обратное».
Однако, даже если раб и господин находятся в дружеских отношениях, служат один другому по-своему, то воля одного и того же господина отнюдь не всегда действительно во благо его рабу и самому господину, подверженному, как и все люди, заблуждениям и страстям. Итак, господин нуждается в господстве над самим собой. Отсюда возникает вопрос: кому можно быть рабом, чтобы не повредить самому себе? Таковым может быть лишь тот, чья воля совершенна, неизменна, всегда и безусловно во благо человекам - один лишь Бог. Господу виднее, что для нас лучше. Он способен к предвидению в наивысшей мере, заблуждение Ему не присуще, поэтому, согласно Аристотелю, Бог своей природе есть Существо господствующее. Только в том случае, если господин - Бог, рабу его рабство полезно. Поэтому Богу надлежит повиноваться больше, нежели человекам. Позже апостол Павел по этому поводу сказал: "Не делайтесь рабами человеков" (1Кор.7:23). Этим институт человеческого рабства упраздняется. Все христиане, которые действительно христиане, а не только по названию таковы, суть рабы Божии, часть тела Христова (не человека, но Богочеловека), одушевлённая, хотя и отделённая часть Его тела – тогда и только тогда, когда исполняют Его волю, не согрешают.
Молитвой пронизана вся христианская культура. Можно даже сказать, что христианская культура есть культура молитвы. Именно по её наличию мы определяем, что наше – и что не наше. Подобно тому, как в текстах Ветхого и Нового Завета мы узнаём одного и того же Бога, точно так же мы определяем, что наше – и что не наше: если узнаём в каком-либо другом тексте Бога, то это своё, если не узнаём – чужое. А чужого нам не надобно. В текстах неверующих о христианстве мы не узнаём ни молитвы, ни христианства, ни Бога – они не принадлежат нашей культуре.
Опорный материал: www.pravoslavie.ru/put/49068.htm
Без понятия святости [6] невозможно понять православную культуру, потому что святость является неким нормативом, стандартом, к которому стремится каждый христианин, и достижение которого означает успех его духовной жизни. Без понятия святости невозможно понять, чем вообще в христианстве занимаются, и какое качество христиане стремятся приобрести.
В понятии святость выделяются три аспекта: отделённость от мира, внешняя святость (исполнение закона), внутренняя святость. При этом под отделённостью от мира понимается ненависть к миру, то есть отсутствие страстных влечений к миру и тому, что в мире: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (1Ин.2:15).
Таким образом, через Его святость-выделенность показывается Его исключительность, дабы люди признали Его единым истинным Богом. Все, предназначенное Богу, отделено, избрано Богом, освящено. Однако Святость этих вещей не той же природы, как у Бога – бесконечное расстояние отделяет святость их от святости Божией (Иов.15:15). В конечном же итоге только один Бог дает чистоту - посредством жертвенной крови (Лев.17:11) и очищая его сердце (Пс.50). «Сердце» и «дух человека» – тождественные понятия в богословском словоупотреблении (под сердцем здесь понимается не сердечная мышца в грудной клетке, ответственная за кровообращение, а дух - это аллегория).
В православном христианстве наиболее близким к понятию культура являются понятия святости, благоискусности и добродетели. Культура мыслится как некоторый осуществляемый образ действий, ведущий к благу, и связан с категорией «благо» и с категорией «человек». Понятие святости условно разложимо на ряд добродетелей, идеи которых и формируют православную духовную культуру.
В православном христианстве наиболее близким к понятию культура являются понятия святости, благоискусности и добродетели. Культура мыслится как некоторый осуществляемый образ действий, ведущий к благу, и связан с категорией «благо» и с категорией «человек».
Под благом в православном христианстве [1] понимается следующее:
1) Собственно существование вещей (в т.ч. людей) и их природа;
2) индивидуальные дарования, таланты людей, присущие им по природе, независимо от веры;
3) вера в Бога и дары благодати Божией, приобретаемые по вере внутрь человеческого естества и делающие его более совершенным.
4) Собственно Бог как Высшее Благо и Податель благ.
Блага имеют свойство переходить из одного в другое. Благо не мыслится без Бога, Который понимается как Высшее Благо, никакого зла в Нём нет. Оппозиция благу – зло, в православном христианстве мыслится не существующим, не имеющим собственной самостоятельной природы, подобно другим вещам (противоположная точка зрения – манихейская ересь). Зло понимается как недостаток добра; при этом взгляд на мир, видящий во всём только недостаток добра - является омрачённым, уже содержит в себе зло. Честный христианин, в порядке стремления к Высшему Благу, всегда старается делать доброе, и делать это хорошо.
«Молитва – матерь и царица всех добродетелей… Любовь к Богу и любовь к ближнему входят в нашу душу не иначе, как путем молитвы!» - пишет архимандрит Клеопа (Илие). Молитва есть специфический духовный труд, совершаемый в духе человека. Его специфичность определяется единственной его целью – Богом. Чтобы это понять, необходимо уяснить понятие духа человека.
Подобно тому, как глядя на второй закон Ньютона мы определяем силу как причину ускорения движения физического тела, обладающего массой, дух индивида можно определить как причину актуальных фактических принципов поведения индивида, которым он следует. Если же основываться на Писании, то это определение духа выводится строго дедуктивно из следующих посылок: а) Бог (Дух) дал Моисею десять заповедей; б) каждая заповедь является принципом поведения индивида; в) следовательно, дух есть причина принципов поведения индивида. Принцип же поведения индивида есть закон, который его воля предписала самой себе. Каждый человек – индивид. Обнаруживаются принципы поведения человека аналитически, по действиям его тела и через тело; какие принципы, таков и дух человека. Если тело находится в идеальном состоянии, то дух человека проявляется беспрепятственно, и его принципы обнаруживаются легче всего. Таким идеальным духовным телом никто из живущих под солнцем не обладает, поэтому, при рассмотрении принципов поведения индивида, его мотивов по действиям его тела, необходимо учитывать телесные немощи, ему присущие и к его духу не относящиеся.
Таким образом, молитва есть духовный труд, состоящий в регуляции мотивов поведения, действования человека, по образцу всеблагого и Святого Бога и с Его помощью. Отсюда и следует, что: «Молитва – матерь и царица всех добродетелей… Любовь к Богу и любовь к ближнему входят в нашу душу не иначе, как путем молитвы!». Молитва относится к аспекту внутренней святости. В духовной жизни христианин наблюдает это непосредственно, даже без посредства органов чувств, наблюдая своё переживание, поэтому в подобного рода определениях необходимости не испытывает – он просто знает.
«Все добродетели помогают человеку стяжать любовь Божию, но ни одна не сильна сделать это так, как молитва» - пишет Максим Исповедник. Молитва потому и называется матерью добродетелей, что она достигает самой великой добродетели – любви. А любовь есть то, чтобы исполнять волю Божию, которую знаем из Писания.
Все добродетели приближают человека к Богу, а молитва их объединяет. Суть в том, что Святость, будучи субстанциальным свойством Бога, условно разложима на ряд единичных добродетелей, которые, можно сказать, модусы Его единой воли. В молитве же человек подчиняет свою волю – воле Бога как единому целому.
В молитве человек отбрасывает все свои личные желания, свой личный произвол, и вместе с ними даже и свою душу – источник желаний, ради исполнения воли Бога. И это идёт ему на пользу постольку, поскольку Бог есть Высшее Благо, как сказано: "кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее" (Мф.16:25). Если же человек в молитве просит ради своих собственных желаний, а не ради того, чтобы исполнить волю Бога, то по молитве не получает, как сказано: «Просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений» (Иакова 4:3), - потому что воля Бога едина, совершенна и неизменна, человеческой воле не подчиняется и от неё не зависит никак. Бог объективен и не зависит от наших желаний.
Молитва есть духовный труд, состоящий в регуляции мотивов поведения, действования человека, по образцу всеблагого и Святого Бога и с Его помощью. Когда мы слышим о молитве, не будем думать, что всякая молитва есть молитва. Если христианин языком произносит молитву или устами, а его ум при этом размышляет о чём-либо постороннем, то он обманывает себя, когда молится. Просто наличествует Его неизменная самодовлеющая воля, и задача молитвы – поставить изменчивую человеческую волю в соответствие воле божественной, слить их воедино, а для этого требуется не только язык и уста, но и участие ума и сердца.
И молитва, совершаемая устами, тоже хороша в какой-то мере, ибо также имеет основание в Священном Писании. Когда слышим, скажем, апостола Павла, что он говорит так: «Приносите Богу плод уст ваших» (Евр.13:15), то он указывает на устную молитву, произносимую вслух. Такая молитва имеет ценность ровно постольку, поскольку уже является волевым актом, если сохраняется надлежащий мотив, а именно – стремление обрести Бога в сердце, исполнять волю Его. Кто ошибается в мотивах, тот ошибается и во всём остальном. Но молитва уст, по учению божественного отца Григория Нисского, есть самая дальняя граница молитвы, или, лучше сказать, она – самая нижняя планка (ступенька) лестницы молитвы.
Между тем, лестница молитвы в своем восхождении не имеет конца. Молитва в возрастании своем не имеет краев, потому что она соединяется с Богом. И как Бог, будучи безграничен в святости по высоте Своих свойств, не имеет конца в благости и святости, так и молитва возносится в своем духовном возрастании и пределов не имеет.
И бескрайня не только молитва, но и все добродетели, рождающиеся от Бога, бескрайни; именно потому, что рождаются от Бога бескрайнего. Вера, или надежда, или любовь, или милость – все они бескрайни, потому что рождаются от единого Бога, не имеющего пределов в благости.
Когда молитва совершается языком и устами, молящийся стоит на самой нижней ступени молитвы. Христианин стремится перейти в молитве от языка и уст к уму, потому что у души нашей есть две владычествующие части, как показывает это святой Иоанн Дамаскин в «Догматике», – ум и сердце. Когда молитва совершается устами, молящийся стоит в начале молитвы. А если молящийся произносит устами молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!», или «Отче наш», «Богородице Дево» или любую другую молитву и к тому же понимает ее умом, тогда она уже не называется устной молитвой, а переходит на другую ступень, а именно – на ступень молитвы ума. Для перехода на эту ступень существуют толкования молитв.
Молитва третьей ступени – это такая молитва, которая не только совершается языком и устами, понимается умом, но и действительное (не ложное) экзистенциальное переживание произносимого в молитве. В ней уже полноценно участвуют все три кита, на которых стоит молитва: язык, ум и сердце.
Четвёрная ступень молитвы – так называемая «самодвижущаяся» молитва. Сердце человека, совершающего такую молитву, молится постоянно. Её суть в том, что воля человека, будучи изменчивой, неустанно стремится к исполнению неизменной воли Бога, сочетается, непрерывно приходит в соответствие ей – только в этом и состоит изменчивость воли такого человека. Это означает, что молитва укрепилась в сердце, стала его константой, и с какого-то времени уже нет необходимости в том, чтобы язык произносил слова. Вся жизнь человека становится молитвой.
Вообще, чем выше ступень молитвы, тем труднее она достигается – необходимый для этого труд возрастает экспоненциально. Молитвы четвёртой ступени едва ли достигает один человек за всё поколение. Ступеней молитвы, как уже говорилось, бесконечное множество; рассматривать её ступени выше четвёртой – не имеет практического смысла.
Молитвы по своему тексту различаются на канонические и неканонические. В канонических молитвах слова подобраны наилучшим образом, так, чтобы в них не было никакого недостатка прославления Бога, поэтому лучше пользоваться ими. Но это не значит, что нельзя молиться своими словами.
Предать себя целиком в руки Бога, полностью отдать себя Его воле, как сказано: «В руце Твои, Господи Иисусе Христе, Боже мой, предаю дух мой: Ты же мя благослови, Ты мя помилуй и живот вечный даруй ми. Аминь» - это рабство Богу. Это рабство не таково, как рабство человекам. Аристотель, главный идеолог античного рабовладельческого общества, следующим образом описывает идеальные отношения раба и господина, говоря о людях:
«...Так, необходимость побуждает прежде всего сочетаться попарно тех, кто не может существовать друг без друга, — женщину и мужчину в целях продолжении потомства; и сочетание это обусловливается не сознательным решением, но зависит от естественного стремлении, свойственного и остальным живым существам и растениям, — оставить поело себя другое подобное себе существо.
[Точно так же в целях взаимного самосохранения необходимо объединяться попарно существу], в силу своей природы властвующему, и существу, в силу своей природы подвластному. Первое благодаря своим умственным свойствам способно к предвидению, и потому оно уже по природе своей существо властвующее и господствующее; второе, так как оно способно лишь своими физическими силами исполнять полученные указания, является существом подвластным и рабствующим. Поэтому и господину и рабу полезно одно и то же.
...С одной стороны, одни не являются по природе рабами, а другие — свободными, а с другой стороны, у некоторых это различие существует и для них полезно и справедливо одному быть в рабстве, другому — господствовать, и следует, чтобы один подчинялся, а другой властвовал и осуществлял вложенную в него природой власть, так чтобы быть господином. Но дурное применение власти не приносит пользы ни тому ни другому: ведь что полезно для части, то полезно и для целого, что полезно для тела, то полезно и для души, раб же является некоей частью господина, как бы одушевленной, хотя и отделенной, частью его тела.
Поэтому полезно рабу и господину взаимное дружеское отношение, раз их взаимоотношения покоятся на естественных началах; а у тех, у кого это не так, но отношения основываются на законе и насилии, происходит обратное».
Однако, даже если раб и господин находятся в дружеских отношениях, служат один другому по-своему, то воля одного и того же господина отнюдь не всегда действительно во благо его рабу и самому господину, подверженному, как и все люди, заблуждениям и страстям. Итак, господин нуждается в господстве над самим собой. Отсюда возникает вопрос: кому можно быть рабом, чтобы не повредить самому себе? Таковым может быть лишь тот, чья воля совершенна, неизменна, всегда и безусловно во благо человекам - один лишь Бог. Господу виднее, что для нас лучше. Он способен к предвидению в наивысшей мере, заблуждение Ему не присуще, поэтому, согласно Аристотелю, Бог своей природе есть Существо господствующее. Только в том случае, если господин - Бог, рабу его рабство полезно. Поэтому Богу надлежит повиноваться больше, нежели человекам. Позже апостол Павел по этому поводу сказал: "Не делайтесь рабами человеков" (1Кор.7:23). Этим институт человеческого рабства упраздняется. Все христиане, которые действительно христиане, а не только по названию таковы, суть рабы Божии, часть тела Христова (не человека, но Богочеловека), одушевлённая, хотя и отделённая часть Его тела – тогда и только тогда, когда исполняют Его волю, не согрешают.
Молитвой пронизана вся христианская культура. Можно даже сказать, что христианская культура есть культура молитвы. Именно по её наличию мы определяем, что наше – и что не наше. Подобно тому, как в текстах Ветхого и Нового Завета мы узнаём одного и того же Бога, точно так же мы определяем, что наше – и что не наше: если узнаём в каком-либо другом тексте Бога, то это своё, если не узнаём – чужое. А чужого нам не надобно. В текстах неверующих о христианстве мы не узнаём ни молитвы, ни христианства, ни Бога – они не принадлежат нашей культуре.
Опорный материал: www.pravoslavie.ru/put/49068.htm
@музыка: Metallica - Nothing else matters
@темы: Православие, Религиоведение, Христианство, Философия